Фэндом: Soul Eater
Название: Интоксикация Разума
Пейринг: Штайн/Медуза
Рейтинг: R
Бета: бечено трясущимися руками автора
Жанр: тонкий намек на романтику, ангст
Автор: Арик_Сама
Статус: в прочессе
Предупреждение: попячтесь, ибо здесь ООС.
Размещение: автора указываем, все с шапочкой.
Иначе найду и "зарэжу"(с) хД

Песня (или песни в дальнейших главах) принадлежит группе "Метвые Дельфины".

Глава первая.

Кому нужно, это солнце...

-Как ты, Штайн-кун? - спросил его Щинигами-сама, наливая вкусно пахнущий чай. Что это?.. Вроде бы там плавает сушеный цветок...
- Я в порядке, Щинигами-сама, - отхлебнул Штайн. Какой замечательный вкус. Этот ароматный дымок от стакана обволакивал его лицо. Словно чьи-то теплые и очень ласковые руки. Ты вдыхаешь этот запах. Он омывает тебя, постепенно очищая.
"Очищение?.."
- Бледновато выглядишь, комрад!
- Я в порядке, Щинигами-сама, - в стакане плавал сушеный цветок.
- Эх, если бы все было так, Штайно-кун.
Море чая, который остывал.
Сушеный цветок. Даже такая теплота не cможет оживить эти сухие лепестки.



***

На улице начался дождь, когда Штайн вышел из Академии. Можно было вернуться за зонтом. Но почему-то не хотелось. Единая и темная в своем огромном единстве, туча пожрала небо над городом Бога Смерти и проливала горькие слезы, чтобы вымыть очередные грехи из заблудших душ.
Капля разбилась об асфальт - кому-то стало легче.
Капля разбилась об асфальт - кто-то вздохнул спокойней.
Капля разбилась об асфальт - теперь не страшно...
Теперь, ты идешь без зонта, эти холодные кусочки неба вбивались, словно гвозди, в твою голову, которая похожа на ящик, что набит тяжелыми мыслями. К такому ящику нужна только одна надпись: "Доставить прямиком в Кукураш Бомбей".
Очки слегка запотели, а совсем крохотные брызги оставляли свой гладкий след. Когда профессор ступал по лужам и смотрел через эти дорожки, то мир, реальный мир, искажался. Искажался и становился таким, каким его может узреть только настоящий безумец. Или пьяный... пьяный безумец.
Как все шатается, просто удивительно, что не разламывается и не крошится. Никакого грохота или землетрясения. Только по ушам бьет дождь.
По сути дела, дождь так похож на катастрофу.
Только ти~ихую.
Но не менее страшную.
Ботинки начали промокать в глубоких лужах. Изображения в этих отражениях крушились на мириады гладких осколков. "Мой внутренний мир разрушен также..." - от этой мысли на сердце у Штайна стало еще тяжелее, чем все свинцовые небеса разом.
Голые деревья стояли неподвижно, у них не было ничего, кроме внутренней цитадели спокойствия, что скрывалась за этой черной и испещренной корой.
Даже фонари не могли прогнать темный холод вокруг.
Здания терялись где-то в легком тумане, белоснежную плоть которого разрезали жидкие лезвия.
Убийцы тумана.
Штайн выдыхал облачка пара. Они растворялись в изнасилованном воздухе, превращаясь в ничто.
Какие-то посторонние, отвратительные звуки ночной жизни города. Город гниет, гниет общество?
Все проще. Сгнил ты.
А может, все сразу, в один миг.
Было холодно. Пальцы заледенели, по коже стекали дождевые капли, которые всего на пару минут согревались, а потом, касаясь земли, вновь становились лишь обычной водой.
Профессор поправил очки, те так быстро съезжали с мокрой переносицы. Хоть грохни эти чертовы очки об мокрую землю!
Кап, кап, кап, кап, кап, кап, кап.
От этого звука не смыться.
Я хочу куда-то смыться от этого звука, в этом дожде.
Штайн дошел до дома; в глазах был виден несуществующему свидетелю блеск сумасшествия.
Дверь скрипнула, и в дом ворвался свежий воздух.
Где безумие - там свобода.
И одиночество.



***


Нарезав кусочек сыра, преподаватель скинул с себя всю одежду помимо шорт и залез под теплое, слегка пыльное одеяло. Компьютер равномерно гудел, но его, лишь в некоторые моменты, заглушал шум дождя. Штайн уставился в серую, почти такю же серую, как и он сам, стену, и отгрызал медленно желтый кусочек переработанного молока.
Что-то теплое сквозило в этом вкусном кусочке. Комочек растворялся на языке, и именно поэтому Штайну чувствовал, как начинает согреваться.
Где-то под кроватью, мужчина нашел клюквенный Швепс, который купил неделю назад. Оставалось мало яркой красной жидкости...
Выпив все до конца, Штайн, хмыкнув, швырнул в темный угол бутылку. К чертовой матери, никто не захочет прикасаться к грязному и использованному. А тем более - пустому...
Однако, сладость и капля чего-то приятного передались профессору, пускай мало.
Оставалось только одно. Укутавшись в одеяло, Штайн прошлепал босиком по полу, где он замерзшими пальцами ступней ощущал мелкие крошки и пыль, и выключил экран компьютера. Теперь выжило лишь привычное дребезжание системного блока, которое не дает окунуться во мрак звенящей тишины. В доме стало темно. Даже из жалюзи не пробивался свет фонарей, но ведь фонарям по фигу, кому они светят.
Постепенно, глаза начали слипаться, голова отказывалась погружаться в пучины тихого отчаяния, а сердце, казалось, устало биться в недвижимой истерике.
Сжавшись в комочек, мужчина снял очки и положил на тумбочку, которая была завалена кипой бумаг. Бледная рука втянулась под одеяло и холодный нос грелся об краешек одеяла. Как-то пахло... знакомо... сигаретами.
Табачный запах, будто чего-то слегка подкопченного...
Курить не было желания, Штайн лишь лежал и не шевелился.
"В следующий раз, буду курить этой ведьме в лицо. Посмотрим, как ей понравится целоваться с живой пепельницей..." - усмехнулся Штайн.
Он почти задремал.
- Можно мне под одеяло?..
Штайн вжался в диван. Он не видел в полумраке комнаты фигуры ведьмы.
- Прочь, Медуза. Место занято!
- Ну пожа~луйста, Штайнчик...
- ...
Медуза [наигранно] обиженно надула губу и села на другой конец мебели. Было слышно, как с нее, такой ледяной, падает, не менее холодная, вода.
С нее стекает грязь...
- Я сказал тебе: прочь отсюда.
- Там холодно...
- У тебя нет сердца, у тебя там только снег. Ты просто боишься растаять, ведьма...
- Какой ты злой!..
- ...
Медуза встала и сняла с себя одежду, оставаясь лишь в нижнем белье, она прошмыгнула к шкафу с вещами преподавателя. Было слышно, как она перебирает изжеванные и смятые рубашки...
- Можно залезть под одеяло?..
- Что хочешь делай. Мне все равно.
Ведьма насухо вытерла волосы и ноги, затем присела рядом с человеком, которого она не хотела отдавать кому бы то ни было.
Ты блистательный суррогат, Медуза.
Ты мутный оригинал, Штайн...
- Хочешь положить мне на колени свою голову?
Седовласый молчал, его глаза были закрыты, хоть он чувствовал и отвращение, и боль, и ненависть, но когда он положил голову на мягкие колени, которые пахли кокосом, то ему просто стало грустно. Печаль объяла его душу, остальное оказалось не важным.
- Что же с тобой?..
- Я путаюсь...
- М?.. - безразличная ладонь ласково гладила волосы мужчины.
- Я тебя ненавижу. Но не могу представить свою жизнь без тебя. Сумасшествие и ты - это навсегда, да?
- Наверно... - женщина не переставала ласкать Штайна. - Это приятно слышать...
- Ты ведьма. Ведьма, в любом смысле этого слова.
- Ты мне тоже дорог, Штайн...
- Тебе просто повезло, что Марии здесь нет.
- Дело не в ней. Я просто не хочу ничего, кроме тебя.
- Я вхожу в раздел чего-то?
- Это я могу подойти под это.
- А я?
- Ты... - губы Медузы, на удивление теплые, коснулись слегка покрытого испариной лба Штайна и прошептали - Ты Штайн.
- Приятно ознакомится, черт меня дери.
- Да, мне тоже. Так можно мне под одеяло?
- Как я тебя ненавижу... Лезь, сумасшедшая...




***


Какое-то время они не разговаривали. Медуза медленно взобралась под хрупкую защитную ткань и замерла. Их тела, почти без одежды, лишь местами касались друг друга.
"Какая же ты холодная..."
"Какой же ты холодный..."
Ведьма обняла не шевелящегося преподавателя, и ее лицо оказалось под его подбородком. Мысленно, только мысленно, но все же, Штайн дернулся.
Казалось, будто под теплым одеялом покоились две мраморные статуи.
- Этот дождь никогда не закончится, да?
- Он - как безумие.
- Расскажи мне сказку про безумие, Медуза... - вдруг прошептал профессор.
Ведьма даже не удивилась, а задумалась сразу о том, что же вспомнить. И она рассказывала, а Штайн просил: «Еще».
Он задавал вопросы, она отвечала. Ни у кого не промелькнуло и искорки какого-то чувства, они просто говорили, не обремененные знанием того, как оба ненавидят и как оба зависимы друг от друга.
Затем, пара сумасшедших устала говорить. Они просто провалились в сон, легонько обнимая друг друга.
От ненависти тоже устаешь.


***

Когда они проснулись, ночь все еще длилась, она была сегодня нескончаемой.
"Спой мне песню".
Медуза теребила ухо Штайна.
"Я не знаю песен".
Профессор судорожно пытался вспомнить и вспомнил.

"Город накрыло одеялом
Из холодной тучи
И его не стало
Боли много или мало
Было или будет
Всем её хватало

Если что-то случится
Значит, будем молиться
Будем, будем молиться

Мы, дети из ада
Нам солнца не надо
Слезами напьемся
Смеёмся
Нас трогать не надо
И к вам, как награда
Наш смех донесется
Из ада

Пепел память о пожарах
Высохшие слезы
Молодых и старых
Люди чучела из глины
Облик свой, теряя
Изгнаны из рая".



***



"Это песня про нас?"
"Наверное, Медуза"
"Тебе хоть немножечко стало теплее?.."
"А тебя это заботит?.."
"Да, бывает..."
"Тогда... чуток, все же, согрелся..."
Навряд ли кому-то ему нужен так, как Медуза. Штайн Уткнулся ведьме в грудь, вдыхая слегка потный запах от своей же рубашки. Женские руки мягко обняли его спину.
"Закрой меня ото всего мира..."
"Ты же меня потом за это прибьешь, Штайно-кун..."
"И то, верно..."